[loveless-spring-fest]

Название: Я знаю точно - невозможное возможно!
Автор: пожелал остаться неизвестным
Пейринг: Нисей/Микадо, Сеймей/Соби, Рицу/маленький Соби
Рейтинг: PG-13
Жанры: джен, гет, повседневность, юмор
Предупреждения: ООС
От автора: три самостоятельные истории, объединенные общей идеей-названием

1.

Микадо была девушкой решительной - даром что выглядела скромница скромницей. И особенно ярко ее решительность проявлялась в поисках того, кому можно отдать уже порядком надоевшие Ушки. Сначала в поисках, а потом и заманивании в постель, ведь объект ее внимания совсем не желал не то что взять и сделать Микадо женщиной, но и просто лишний раз посмотреть в ее сторону. Ну вот не желал ни в какую - и все тут! Но Микадо, мобилизовав ради такой привлекательной цели всю свою решимость, отступать не собиралась. Еще бы! Да она и в более сложных ситуациях рано или поздно, но добивалась успеха! А тут всего-то и надо - внимание мальчишки завоевать! Конечно, он упрямый и почему-то упорно не замечает ее восхищенных взоров и вздохов, призванных выразить всю глубину испытываемых ей чувств... но пусть! Микадо верила, что если приложить усилия, рано или поздно желаемое станет твоим. Конечно, лучше рано, чем поздно - что же ей, до седых волос за этим непутевым Акаме бегать? - но даже если чуть позже, чем она рассчитывает - не страшно! Уж больно объект воздыханий хорош! Волосы в разные стороны торчат, глаза красным так и пылают, характер... ну, скажем, далек от идеального, но тем интереснее! Словом, не парень, а загляденье! Сеймей, правда, тоже очень ничего, только вот в постели себя с ним Микадо не представляла абсолютно. Дружить, общаться, почти одинаково мыслить - это здорово, никто не спорит, но... По большому счету Сеймей казался Микадо слишком уже правильным, а местами откровенно занудным. И чем он, воплощение порядка, от которого никогда не дождешься ни смеха громче, чем предписывают обстоятельства, ни приступов гнева таких, чтобы глаза метали молнии и в оглушительных воплях заковыристые ругательства перемежались угрожающим рычанием, сможет удивить ее в самый первый и важный раз? Ну ничем же, дураку понятно! То есть, конечно, ледяной взгляд Сеймея, его нарочитое спокойствие и цедимые сквозь зубы слова, когда он злится, несомненно производят впечатление, но какие-то они... пресноватые, что ли? Нет-нет, Микадо подобное не любит, ей подавай для личной жизни парней, готовых вспыхнуть от малейшей искорки - и неважно, гнева или любви. А уж про Токино, это чудо в перьях, вообще лучше промолчать. Какой там в постель?! Смех один! Вот и добивалась она внимания Нисея, в ее представлении стопроцентно обладающим всеми нужными качествами. Но тот оказался крепким орешком и пока не поддавался.

- Акаме, чего ты теряешься? - порой с ехидными улыбочками интересовались его знакомые, видя, как увивается за парнем Микадо - девушка, между прочим, хоть куда для многих.
А Нисей и сам не брался объяснить, почему он не хочет воспользоваться ситуацией. Возможно, его пугала как раз чрезмерная бойкость и настойчивость Микадо?
- Ну не в моем вкусе она! - вопил он, когда его окончательно доставали расспросами, неизменно переходившими в пошлые намеки и подковырки. - Не люблю я таких, ясно?! - тут его собеседники скептически хмыкали и умолкали, при этом неизменно думая, что у дурачка-Акаме, наверное, не все в порядке известно с чем. И "известно что" - вовсе не мозги, вы же понимаете! Ведь большинству приходится самим за девчонками бегать, а те еще капризничают, смотрят свысока или вообще воротят носы! А Акаме-лоху вон Микадо на шею так и вешается, а он... Одно слово - идиот, не понимающий своего счастья! Собеседники Нисея осуждающе качали головами и уходили, Нисей же яростно зыркал им вслед, злясь, что снова не сумел объяснить тонкости их с Микадо отношений как следует. Да и вообще: не нравится она ему - и точка! А всяким там встревать нечего! Он, Акаме Нисей, вовсе не такой озабоченный, как большинство вокруг, и лучше потерпит, чем укладываться в постель с первой, кто это предложит! Например, он вовсе даже о Сеймее мечтает, вот! Хотя тот неприступен почище любой девчонки... Ну и ладно, главное - не унывать, а если возбуждение зашкаливает - руки на что? Короче, Нисея так просто не возьмешь, ясно вам всем?!

И Нисей, действительно, мог бы не уступать домогательствам Микадо еще долго, но в дело вмешалась судьба в лице Сеймея. Микадо постепенно наскучила ему, он утомился и... вознамерился прервать их общение, но прервать, не просто сказав об этом, а в своем репертуаре - то есть посильнее обидев. Правда, он немного заблуждался насчет испытываемых девушкой чувств и считал, что Микадо питает нежность и строит определенные планы на него, а не кого-то другого. А предположить, будто объект страсти девушки - Нисей, ему и в голову не приходило, настолько успешно Микадо перед ним маскировалась. "Вот я тебя, Микадо, и обломаю!" - злорадно подумал Сеймей, после недолгих размышлений разработав план расставания. От предвкушения у него до конца дня было прекрасное настроение, он даже пару раз улыбнулся без видимой причины, чем немало поразил Нисея. "Чего это он?" - изумился Акаме, не привыкший видеть на лице своей бесстрастной Жертвы подобные лучезарные улыбки. И Сеймей не стал долго мучить его ожиданием, отдав тот самый приказ, исполнение которого как раз и унизит надоеду-Микадо до последней степени. Нисей, никак не ожидавший от судьбы такой подлости, вытаращил на Сеймея глаза ("Вот черт! Все против меня!") и попытался сопротивляться, но сопротивляться Сеймею - это утопия.
- Не хочу я с ней! - орал он что есть мочи, а ноги, послушные воле Возлюбленного, сами несли его к беседке, где очень любила сидеть Микадо.
- А придется! - наставительно возражал шедший следом Сеймей. И что же оставалось делать в этой ситуации бедняге Нисею? Только покориться своей Жертве и обстоятельствам!

Микадо, увидев ворвавшегося в беседку Нисея с еще более красными, чем всегда, глазами, просияла, таким красивым и пылким он ей показался. А когда Нисей бесцеремонно повалил ее на лавку и принялся лихорадочно стаскивать с себя штаны, она решила, что спит и видит чудесный - нет, восхитительный до невозможности! - сон, где исполняется ее самая заветная мечта. Сеймей наблюдал за происходящим с жадным интересом; Нисей же в разгар процесса решил: "А она горячая штучка! И чего я от нее бегал?" Правда, после случился неприятный казус - Микадо на почве бурных страстей необъяснимо облысела, Нисею даже вторую часть приказа выполнять не пришлось. Но о волосах она пожалела уже потом, а сначала парила в небесах от счастья, что так долго чаемое наконец свершилось. И вовсе не обмануло ее ожиданий - настолько идеально все получилось! Прямо точно как в ее мечтах! Аж слезы на глазах выступили! Но при чем тут тогда изнасилование, спросите вы? А все очень просто. Нисей, забрав Ушки Микадо, в смущении удрал далеко-далеко и больше до знаменательной битвы не подходил к ней вообще. Микадо, разумеется, жутко разозлилась - еще бы! Бросил после первого раза, подлец! - и, действительно ощущая себя слегка униженной, из мести говорила всем, что с Ушками рассталась не по своей воле. Народ сочувствовал и жалел ее, но жалость ей не требовалась, ведь тогда, в беседке, Нисей был поистине великолепен! Ну а что бросил потом... сам дурак, многое потерял! А она, Микадо, все-таки получила желаемое! Вот она, настойчивость-то!

2.

Однажды во время битвы в Сеймея угодило заклинание, которое, по замыслу противников Возлюбленных, должно было вызвать у того, в кого попадет, безумие. Но разум Аояги-старшего, подобно совершенному в своей прочности кристаллу, успешно сопротивлялся любым вторжениям извне, поэтому чужое заклятье лишь сильно встряхнуло его, оставив целым с виду, но слегка переделав внутри. То есть, если продолжить сравнение с кристаллом, изменилась его структура, что, естественно, повлекло за собой странности в поведении Сеймея. Вернее, странностями эти моменты являлись для тех, кто знал Сеймея давно и хорошо, прочие же люди никаких странностей там бы не усмотрели.

Первым испытавшим на себе последствия того заклинания оказался, понятно, Соби. Поняв, что его выглядевшая такой надежной защита пробита и спиной ощутив повисшие на Сеймее ограничители, он бросился к своей Жертве с вопросом, раньше Сеймея всегда жутко нервировавшим:
- Как ты, Сеймей? - на лице Бойца отражался неподдельный ужас: он очень волновался за Возлюбленного и одновременно опасался наказания за свой непростительный промах. Тот Сеймей, каким он был еще пару секунд назад, непременно сказал бы изысканную гадость и пообещал чуть позже примерно проучить нерадивого Бойца, но теперешний повел себя по-другому: коротко глянул в потемневшие от беспокойства глаза Соби и буркнул:
- Нормально!..
Но настырный Боец продолжал обшаривать тревожным взглядом сначала лицо Сеймея, а потом и все остальное. Мало ли что там говорит его строптивая Жертва! А вдруг ему только кажется, будто все в порядке, а на самом деле?.. Нет уж, лучше убедиться самому! Тут Соби узрел почти незаметную царапину на щеке Сеймея и, не успев себя одернуть, легонько коснулся ее, тихо сказав:
- У тебя кровь!
Следом Боец сообразил, что нарушил одно из главнейших правил - никогда не дотрагиваться до Аояги-старшего, - поэтому в ожидании нагоняя втянул голову в плечи и потупился. Сеймею же, раньше очень не жаловавшему чужие прикосновения (Рицка в счет не шел), сейчас касание Соби показалось неожиданно теплым и полным нежности, а не колюче-противным, как обычно. И внезапно сделалось жалко, что Соби так быстро отнял руку... Но времени для подобных вещей все равно не имелось: битва-то продолжается! Поэтому Сеймей, глянув на совсем поникшего Бойца чуть ли не сочувственно, хрипло посоветовал:
- Соби, сосредоточься!
Тот встрепенулся и, решив, что потом ему попадет еще и за утрату бдительности, послушно собрался и метнул в противников следующее заклинание.

А дальше, как говорится, больше. Соби поверг врага, посмевшего причинить хоть и малый, но все же непростительный урон его Жертве, а после закрытия Системы смиренно попросил:
- Накажи меня, Сеймей!
Внутри Аояги-старшего в ответ на просьбу шевельнулось что-то нехорошее, готовое прорваться злорадными словами и членовредительскими действиями, но... новая структура разума неизбежно порождает новый образ мыслей; Сеймей тут же удивился и собственной кровожадности, и идиотизму просьбы почтительно замершего перед ним Агацумы.
- Ты что, совсем того? - поинтересовался он ехидно и, отодвинув еще больше остолбеневшего Соби в сторону, направился домой.
Соби, растерянно похлопав глазами, поплелся за ним, на ходу раздумывая, почему это его строгая Жертва сегодня столь благостна. "Наверное, какое-нибудь особое наказание придумывает, не иначе!" - с упавшим сердцем решил он через некоторое время и постановил себе не терять бдительности, чтобы новое изощренное мучение не застало его врасплох. Но Сеймей шел молча и пока явно не собирался делать со своим Бойцом ничего ужасного. Более того, он даже милостиво позволил Соби еще раз прикоснуться к своей оцарапанной щеке, на которую Боец просто не мог смотреть спокойно: так его расстраивала эта ссадина, наверняка причиняющая Сеймею всякие неприятные ощущения. Сам Сеймей, кстати сказать, о ней и думать забыл еще во время битвы, но Соби-то по его сути положено следить за целостью и сохранностью своей Жертвы! И целость кожи Сеймея - тоже предмет неустанного бдения! Соби бережно провел по тонкой коричневатой линии пальцами, чувствуя их кончиками легкую шершавость запекшейся крови, и все зажило без следа, покорное его Силе. Сеймей же, против всех предположений Соби, не шарахнулся в сторону, не обругал его последними словами... в общем, не сделал ничего, показывающего его отвращение к прикосновениям. После такого Боец только укрепился в своих подозрениях: теперь уж точно ясно, Сеймей готовит ему какую-то грандиозную пакость! И принялся ждать этой пакости с удвоенной настороженностью, но... но, но, но. Никакого ужасного наказания не последовало ни сразу, ни потом. Соби в конечном итоге утомился постоянным напряженным ожиданием и махнул на свою судьбу рукой: пусть будет, что будет! Но, к его вящему удивлению, наказаний поубавилось в принципе, причем значительно. Можно сказать, их не стало совсем. Это, разумеется, тоже будило в Бойце немалые подозрения, но постепенно он привык, хотя так и не понял, что же такое произошло с его обычно любящей устраивать проверки на прочность Жертвой.

А Сеймей и сам бы не смог объяснить случившиеся с ним перемены. Просто вдруг ему стало неинтересно шпынять Соби и издеваться над ним, он стал находить гораздо более заманчивым просто пообщаться с Бойцом и даже сказать иногда несколько ласковых слов. Изумление Соби не знало предела: Сеймей теперь проводил с ним довольно много времени, а в последнюю их встречу пообещал остаться на ночь! Правда, без всякого подтекста, но все равно чудеса! И укутывание шарфами терпел безропотно, порой изображая не привыкшими к подобным движениям губами намеки на улыбку. В такие моменты Соби всегда терялся, не зная, как реагировать: то ли улыбнуться в ответ, то ли на всякий случай начинать извиняться. Но, поскольку Сеймей вроде бы не ругался, Соби тоже стал ему улыбаться: сначала робко, а потом все шире и смелее. Даже брать себя за руку Аояги-старший теперь позволял намного охотнее - при том, что раньше шарахался от прикосновений Соби, будто от огня. А сейчас Соби сначала легонько дотрагивается кончиками пальцев до тыльной стороны его кисти, в любой момент ожидая окрика или напряжения Связи, пронизывающего все тело токами боли, но так и не дожидается, поэтому действует увереннее, и вскоре их пальцы оказываются переплетены - крепко и иногда очень замысловато. А Сеймей лишь снисходительно хмыкает и качает головой, словно удивляясь такой жажде прикосновений. Но Соби снисходительности на замечает, ведь он на седьмом небе от счастья: наконец-то их с Сеймеем отношения становятся похожи на отношения других Пар, о которых он, Соби, мечтал так давно и, казалось бы, безнадежно! И он был прав: Сеймей с течением времени все основательнее проникался простыми человеческими чувствами, кои, выходит, можно испытывать не только к брату Рицке, но и к любому другому - скажем, к тому же Соби. А почему нет? Если Боец прямо сияет от малейшего знака внимания, да и самому Сеймею делается в процессе необъяснимо приятно? И наплевать, что он раньше вел себя совсем по-другому! Дурак был, вот и все! Но осознать свои ошибки и взяться за ум ведь никогда не поздно, верно?

И апофеозом подобных рассуждений явилась следующая битва Возлюбленных. Во время нее - нет, вы только представьте! - Сеймей позволил Соби себя поцеловать. Просто в один прекрасный (для Соби-то уж точно!) момент их Связь прекратила пропускать Силу в потребных для успешного сражения количествах, а Соби в Силе нуждался отчаянно: противник попался не из слабых, и каждое следующее заклинание должно было быть могущественнее предыдущего... Соби, уже порядком измотанный, отдал в очередной атаке последние крохи Силы и тщетно пытался найти выход из сложного положения, в котором им не повезло очутиться, но тут Сеймей сам схватил его за локоть и, развернув к себе, хрипло от боли (ограничителей на нем висело предостаточно!) велел:
- Целуй, если надо!
Соби поначалу решил, что ослышался, и испуганно отпрянул, но Сеймей держал крепко, и вырваться Бойцу не удалось.
- Целуй, кому говорят! - еще раз напряженно прошептал он.
Теперь Соби подумал, будто спит и видит прекрасный, но абсолютно неправдоподобный сон. Хоть с Сеймеем у них помаленьку налаживалось, но все равно до поцелуев было еще очень далеко. Только ведь когда Жертва велит, разве Бойцу дозволено противоречить? Нет, всем прочим - вполне вероятно, хоть Соби такого и не одобряет, но ему, лучшему... да вы что! Это же стыд и позор! К тому же, Сеймей не просто просит, а именно настаивает на поцелуе, причем сам! Поразительно! Невероятно! И Соби, больше не раздумывая, жадно впился в губы своей Жертвы, испытывая, помимо прилива Силы, нешуточное возбуждение. А дальше их противникам не поздоровилось.

Но еще дальше действие заклинания на разум Сеймея ослабло, постепенно исчезнув вовсе. Соби вновь ощутил настороженность и неприязнь Аояги-старшего, повздыхал, порасстраивался и... смирился. Ведь он еще тогда, вначале, подозревал, что все эти сближения и неуклюжие нежности не по правде! Да разве возможно всерьез ждать от Сеймея подобного поведения? Нет, конечно! Чушь, абсурд! А вот Сеймей, уже совершенно запутавшись в себе, не переставал изумляться. И действительно: чего это он вдруг? Меняется в последнее время будто неуравновешенная девица! И вообще, с чего он взял, что ему в принципе неприятны прикосновения? Вот ведь бред! То есть, может, и не бред, но все равно... "Если Агацума не был противен мне еще совсем недавно, то почему противен сейчас? - мучился он в догадках. - Неужели это потому, что я ненормальный, хоть и совсем не чувствую ничего такого?" А ненормальным являться Сеймею не хотелось категорически - подобное страшно вредит репутации! "И раз я могу терпеть прикосновения Агацумы и другие выражения нежных чувств с его стороны, то мне и надо их терпеть, ничем не показывая своего недовольства... Если, конечно, я не хочу прослыть полным психом!" - рассуждал Сеймей дальше. Придя к такому довольно удивительному для себя выводу, он тоже, как и Соби, повздыхал украдкой, поогорчался собственной непростой жизни, заодно вспомнив тепло улыбок Соби и нежность его рук, вовсе ведь не отвратительные, и... тоже смирился. Как замечательно, когда Жертва и Боец думают одинаково! А раз так, то теперь у Возлюбленных есть очередной шанс сделаться наконец теми, кем им положено быть друг для друга, и они наверняка используют его с толком.

3.

"Вот же кукушка! - с неудовольствие подумал Рицу, провожая неотрывным взглядом выходящую из комнаты Тёко. - И какие-такие, спрашивается, у нее неотложные дела, что ребенка надо было непременно оставить мне?" При мысли о ребенке Минами поджал губы и его взор, ставший сейчас почти убийственным, переместился в угол, из которого на него исподлобья таращился, бдительно навострив Ушки, четырехлетний Соби. Он тоже никак не мог понять, почему мамочка вдруг привезла его в это неуютное место, а сама ушла, оставив его совсем одного... То есть не одного, конечно, а с каким-то дядькой, наверняка нехорошим - он так смотрит, что Соби делается страшно и хочется убежать подальше! Но как тут убежишь, если сзади стены (очень холодные, если к ним прижиматься спиной!), а на пути вперед - этот дядька, которого мама назвала своим другом и вообще по пути сюда только и делала, что рассказывала про него всякие интересные истории? Эх, зря Соби вообще забился в угол - это с его стороны очень непредусмотрительно! Но если все же попытаться?.. Приняв решение, малыш не стал его откладывать в долгий ящик и рванулся прочь, надеясь проскочить мимо Рицу и поскорее бежать за мамой. Вдруг он еще успеет ее догнать? Но Рицу, боявшийся Соби почти так же, как и он его, был начеку и схватил малыша за руку прежде, чем тот выскочил вон. Ощутив на запястье пальцы, показавшиеся ему в первый момент жестче металла, Соби прижал Ушки, дернулся и захныкал, готовясь спустя секунду зареветь уже полноценно. Рицу, никогда не любивший излишние проявления эмоций, а детский плач и вовсе почти ненавидевший, заранее сморщился и пожалел, что не может зажать уши и вообще очутиться подальше от капризного сына Тёко, который наверняка вылитая она в детстве. Соби шмыгнул носом и всхлипнул, а Рицу неожиданно для себя суховато попросил:
- Не плачь, Соби-кун.

- Почему? - изумился в ответ Соби, обнаружив, что у непонятного дяди, оказывается, довольно приятный голос. И он даже пока не ругается - очень странно! Ведь у него весь вид прямо намекает на чрезмерную строгость и отсутствие каких бы то ни было чувств!
- Не люблю, когда плачут, - откровенно признался Рицу.
- Почему? - повторил Соби, уже забыв о своем намерении, а в его взгляде, по-прежнему устремленном на Рицу, появилось любопытство.
- Видишь ли, Соби-кун, у меня очень чувствительные уши, - начал на ходу сочинять Рицу, - поэтому любой громкий звук причиняет мне неприятные ощущения... Понимаешь?
Соби слушал его, не моргая, и пытался представить, как это, когда в ушах болит от малейшего шума. Вот у него, Соби, никогда не бывало ничего подобного! Наоборот, он любит (например, на прогулке) вопить посильнее, чтобы аж в голове звенело! И мама его почти не останавливает, она понимает: нужно же сыну как-то выразить прямо распирающую его радость жизни! А этот странный дядя... Наверное, при нем лучше не кричать, ведь Соби не нравится делать другим плохо или больно... Но как же тогда гулять? Или дядя Рицу не разрешит ему выходить на улицу вообще, и Соби придется до возвращения мамы сидеть в четырех стенах, медленно изнывая от скуки? Очень плохо, если так!.. Отвлекшись на размышления, Соби раздумал плакать окончательно и внимательно наблюдающий за ним Рицу вздохнул с облегчением и отпустил руку малыша. Тот похлопал на него глазищами, казавшимися вместилищами всей синевы мира, еще немного и осторожно подошел поближе. Рицу, почувствовав новый прилив иррационального страха, тихонько попятился, но Соби успел поймать его за штанину и спросил:
- А ты правда друг моей мамы?

Рицу снова вздохнул - малыш, сам того не зная, задел очень болезненную тему - но, поскольку Соби явно ждал ответа, нехотя начал рассказ. Об их с Тёко знакомстве, дальнейших отношениях... в общем, обо всем, что бережно хранил в памяти, ужасно боясь упустить даже мельчайшую деталь. Рассказ выходил предельно откровенным, Соби слушал не перебивая, а Рицу удивлялся сам себе: почему он столь откровенен, да еще и с несмышленым ребенком? Вот странно! Ведь Соби наверняка не поймет и половины, а говорить все равно хочется!.. Возможно, сын Тёко обладает умением проникать в душу и заставлять раскрывать ее, несмотря на чье-то нежелание? Ох, да, вполне вероятно... Или у него просто такие глаза, под взглядом которых забываешь себя? Тоже вполне вероятно, и он, Рицу, продолжает поэтому болтать без умолку, тихо ужасаясь собственному поведению... Одно радует: Соби-кун еще мал и вряд ли оценит бОльшую часть откровений, так что за сохранность своих секретов опасаться не стоит. А вообще хватит сидеть дома: детям, как успел прочитать в Сети Рицу, необходим свежий воздух. И сейчас он поведет зачарованно внимающего ему сына Тёко на прогулку в парк, окружающий "Семь голосов", а там лучше рассказывать страшные сказки, а не глупые сентиментальности - очень уж обстановка подходящая.

И действительно, Соби, стоило им войти под мрачную сень деревьев, толпящихся вокруг здания академии, ощутимо притих, опустил Ушки, поджал хвостик и крепко вцепился в руку идущего рядом Рицу. Тот, понимающе усмехаясь про себя, снова принялся отвлекать малыша разговорами, но это практически не помогало: Соби все равно тихонько попискивал от страха и пугливо жался ко взрослому, боясь, что за каждым деревом сидит страшный колдун или чудище, которые только и ждут момента, чтобы напасть и съесть. Порой малышу даже слышались где-то неподалеку зловещие звуки, живо напоминающие хруст: будто кто-то жует кости! Тогда Соби зажмуривался, ожидая нападения прямо ежесекундно, шаги его сами собой замедлялись и Рицу глядел на малыша удивленно. Мол, в чем дело, Соби-кун? Но Соби стыдился признаваться Рицу в своем малодушии, справедливо полагая, что тот не одобрит. А злые волшебники и колдуны не спешили выскакивать из своих убежищ, хватать Соби и волочь его назад, к себе... И постепенно малыш устал бояться, повеселел, принявшись, к ужасу любящего тишину Рицу, болтать без умолку обо всем, что видел на пути. Но тем не менее взрослый обреченно слушал, пока не в состоянии сообразить, как заставить не в меру многословного сына Тёко помолчать. А потом Соби и вовсе надоело чинно идти рядом со взрослым, в нем проснулась жажда движения и он, отняв у Рицу руку, радостно побежал вперед, на ходу продолжая смотреть не под ноги, а по сторонам. Разумеется, ни к чему хорошему это привести не могло: вскоре Соби споткнулся о выступающий корень и упал, пребольно проехавшись коленками по земле. Рицу, продолжая искренне удивляться своему внезапному слюнтяйству, бросился к малышу раньше, чем понял, что делает, и поспешно поставил на ноги снова расхныкавшегося Соби-куна. И что только делает с ним этот ребенок? До недавнего времени он подобным образом не трясся ни над кем, включая себя! Наоборот, уж к себе-то он всегда относился с повышенной жесткостью, но и в отношении других никогда не бывал излишне мягок! И вообще, разбитые коленки... какая, право, ерунда! Поэтому вдвойне странно сейчас сжавшееся от сочувствия к накуксившемуся сыну Тёко сердце... А Соби, жалобно всхлипывая, внезапно вспомнил: мамин друг дядя Рицу не любит громких звуков, у него от них ушам плохо! И малыш сумел сдержать уже рвущийся наружу плач, только еще пару раз всхлипнул и горестно шмыгнул носом, давая понять, что очень не прочь услышать слова утешения и поддержки.

- Очень больно? - спросил в следующий момент Рицу, будто прочитав мысли малыша.
Соби кивнул с трагической важностью, хотя коленки уже понемногу проходили; взрослый же, уже отчаявшись разобраться в мотивах своих поступков, подхватил его на руки. Ребенку ведь больно! Значит, до дома, куда надо срочно отправляться, чтобы полечить разбитые колени, он самостоятельно доберется вряд ли... и он, Рицу, таща его на себе, не имеет в виду ровным счетом ничего другого. Но на самом деле он изрядно лукавил, с детства помня, что ссадины на коленках - вовсе не смертельны и уж идти-то во всяком случае мешают не сильно. Просто ему хотелось, чтобы сын Тёко, его первой и единственной любви, не знал хотя бы в детстве и тени боли или какого-то другого зла, таким нежным и ранимым казался доверчиво обнявший его за шею Соби-кун. А сам Соби, для порядка выразительно посопев, совершенно успокоился и, поудобнее устроившись на руках у взрослого, снова стал беззаботно рассказывать что-то ужасно, на его взгляд, увлекательное. Рицу, опять вынужденный все это слушать и, плюс ко всему, на полпути назад утомившийся тащить малыша, к моменту возвращения в "Семь голосов" пребывал в настроении отнюдь не радужном, но стоически терпел, не желая обижать весело болтавшего Соби-куна.

А после обеда, который Соби слопал в мгновение ока, ему захотелось порисовать. И Рицу, собиравшемуся уложить неугомонного ребенка спать, после чего немного поработать, пришлось расположиться рядом с ним с газетой. Ведь мало ли что! Подобных детей ни на секунду нельзя оставить без присмотра - сразу же чего-нибудь натворят или покалечатся! Соби старательно водил карандашом по бумаге, Рицу одним глазом следил за ним, другим урывками заглядывал в газету... словом, в комнате царили мир и благодать. А потом Соби решительно слез со своего стула. Рицу насторожился и не зря. Ведь в следующую минуту малыш, громко сопя от старательности, полез к нему на колени.
- Ты что?! - изумился Рицу.
- Хочу на ручки! - ответствовал Соби, наконец взобравшись туда, куда лез.
Рицу (в кои-то веки раз!) не нашелся, что сказать на такое откровенное нахальство, а Соби, придвинув к себе альбом и карандаши, безмятежно продолжил рисовать. Рицу сидел, почему-то боясь пошевелиться, хвост малыша упирался ему в живот и иногда Соби, которому, наверное, было так неудобно, нетерпеливо дергал им, щекоча длинной мягкой шерсткой руки взрослого, которыми тот придерживал Соби с боков. А то ведь упадет еще! Вон как ерзает - наверное, очень увлекся! Газету, разумеется, Рицу пришлось убрать, иначе она мешалась бы Соби, и он вынужденно следил за резко дергающимися Ушками малыша, гадая, насколько мягкие они на ощупь. И таял, таял, таял... Нет, если ты не бездушный камень, то невозможно находиться рядом с этим малышом и не умиляться ему! А Соби, хоть пока скучал по маме и еще опасался Рицу с его ледяными взорами, все же начинал считать, что взрослый хоть и чудноватый, но довольно неплохой.

Словом, к моменту возвращения Тёко Соби и Рицу были если и не друзьями, то очень хорошими приятелями. И затем, когда Соби лишился родителей, их отношения развивались уже проще и никакому Сеймею Рицу, конечно, отдавать его и не думал. Он твердо постановил, что доверит своего холимого и лелеемого Соби-куна только тому, к кому юный Боец сам испытает тягу. И этим кем-то оказался Рицка, который в поисках правды о своем погибшем брате неизбежно очутился в "Семи голосах". Рицу, надо сказать, кандидатурой на роль Жертвы Соби он показался не очень-то подходящим, но слово есть слово, пусть даже оно дано исключительно себе. Поэтому Соби благополучно перекочевал в руки Аояги-младшего, с которым они и по сей день живут душа в душу (и крепкая Связь - тому подтверждением!), ни разу не поссорившись серьезно. А опекуна Соби вспоминает только с благодарностью и ездит к нему в гости при каждом удобном случае.